Люди привыкают ко всему.
К богатству и бедности. К зиме и к лету. К счастью, хронической боли, изменам и верности. К хорошим машинам и колымагам. К отдыху «All inclusive» и отпуску, проведенному на огороде в грядке свеклы. Но самое страшное, когда люди привыкают к войне. Ведь она для многих где-то там. Далеко. Ближе к Ахтырке и Чугуев. Подле Азовского моря и Сартаны. Ошивается около Донецка и находится впритык к Чернигову. Не на Староместской площади, мосте Риальто, и не в холле оперы Гарнье.
Тем, кто не пережил бомбежки, войну не понять. Ее не осознать молодой латвийке, продающей туристам «Рижский бальзам», жительнице Будапешта, прогуливающейся вдоль Дуная, и австрийке, наслаждающейся в честь выходного дня бокалом молодого вина. Бои далеки для баварской семьи, приехавшей отдохнуть на озера, и для канадской домохозяйки, занятой приготовлением тыквенного супа-пюре. Точно так же вели себя мы, когда потерпала Армения, Грузия, Сирия. Мы не понимали масштаба трагедии и не ощущали свирепого ритма войны. Сейчас все понимаем и от этого понимания становится невыносимо.
Чем дальше от взрывов, тем война размывается и утрачивает контуры. К ней привыкают, как сытному завтраку, головной боли перед дождем и виду из окна даже на океан. Со временем наступает день, когда, просматривая новости обычный француз, бельгиец или чех уже не прикроет глаза от вида вереницы тел в целлофановых пакетах, и снимка бабушки, кланяющейся украинскому солдату до земли. Не отреагирует на разрушенный дом, из-под обломков которого торчит детская рука. Ведь этот дом не его. Он не вблизи Купеческого особняка в Бристоле, и не за соседним столиком Café de Flore. Не в штате Флорида и не на самой красивой улице в Квебеке. Он так далеко, что сразу и не понять в какой стороне. За какими-то грибными лесами, синими вертлявыми речками и волчанским собором Петра и Павла. Околачивается в городе со сладким названием Изюм и у памятника «Солнечные часы» в Херсоне. Гремит у мелкого моря, крохотного села Шестовица, в окрестностях которого снимали «В бой идут одни старики», и в селе Скибин под Броварами. В чужие больницы привозят женщин с многочисленными разрывами после изнасилований русским зверьем и контуженную девушку, у которой во время обстрела погибла мать, а отец воет в коридоре, не понимая как ей об этом сказать. Это в незнакомую хату прилетел снаряд, а десятилетний ребенок в пижаме пытается вытащить из-под завалов щенка. Это иллюзорных харьковчан хоронят в братских могилах. Неизвестных стариков несут через ирпенский разрушенный мост.
Нерожавшей женщине невозможно объяснить, что такое роды.
Жителю Нигерии – как выглядит снег.
Видевшему войну только на картинке – вой сирен, рокот истребителей и крик матерей.
