Ужасное время. Вроде бы вместо воздуха вдыхаю горе и боль. И страшно от мысли о следующем вдохе.
Но это не все.
Мне вспоминается органный концерт. Я сидел недалеко от старой женщины и хорошо видел ее лицо. Ее плечи дрожали, по морщинам текли слезы, и она улыбалась как маленькая девочка, она действительно светилась. Не счастьем. Это была какая-то смесь подлинности, искренности, любви, смирения и силы. Я тогда удивился, насколько впечатляет музыка, если слушать ее через лицо другого человека.
А еще вспоминается, как впервые услышал Лакримозу. Когда по всему телу по коже мурашки от восхищения и чего-то невыносимо настоящего.
И сейчас я слушаю истории о знакомых и незнакомых людях, короткие рассказы клиентов, и чувствую что-то подобное, только сильнее. Обычно на сессиях плачут клиенты, а сейчас, похоже, терапевты.
На первый взгляд, обычные женщины по трое суток везут машиной лежачих родных, маленьких детей, вместе с кошками и вазонами и случайными людьми, которым нужна помощь. Мужчины, которые в нормальной жизни перекладывают бумажки, проезжают половину страны через блокпосты и взрывы, чтобы вывезти семью. Дети утешают родителей такими простыми и сильными словами, которым позавидовали бы Ветхий Завет и Шекспир. Объясняют, как устроен мир и почему нет чужих. И почему они идут помогать. Люди находят друг для друга слова, чтобы извиниться и простить то, что болело много лет. Снимают бессмысленные маски, носившие большую часть жизни, и становятся настоящими.
Я вижу, как крепки бывают хрупкие и чувствительные. И как чиста, сильна и жива может быть ненависть.
Может когда-нибудь я смогу рассказать эти истории. Сейчас это невозможно, очень многие, даже те, кто со мной не разговаривали, узнают себя.
Сейчас я могу только слушать и видеть. И чувствовать, что вдыхаю не только горе и боль, но и огромную любовь, ярость и силу.
Илюстрація: Олег Шупляк
