Когда-то мне попалась на глаза статья: “How the weak win wars. A theory of asymmetric conflict”, что в переводе значит: “Как более слабые выигрывают войны. Теория асимметричного конфликта”. Автор — профессор Ivan Arreguin-Toft, преподававший стратегию конфликта в Чикагском, Гарвардском, Бостонском и Оксфордском университете. Тема победы над превосходящим по силе противником интересовала меня давно, но я никак не ожидал, что прямо сейчас, в своей родной стране, увижу эту теорию в действии.
Традиционно считается, что грубая сила решает всё. Мол, у более слабой стороны шансов нет, особенно если огромен разрыв в военной мощи, населении и других ресурсах. Но, как доказывает автор статьи, история асимметричных войн за последние 200 лет часто свидетельствует об обратном. Давид регулярно побеждает Голиафа, в среднем, в 30 случаях из 100. Но самое поразительное — данное соотношение меняется во времени. Так, если в период 1800-1849 более слабый побеждал лишь в 12% войн, то в период 1950-1998 доля побед “Давида” постепенно выросла до 55%. Как так?
Автор предлагает “тезис о стратегическом взаимодействии” (“The Strategic Interaction thesis”), согласно которому победу решает вовсе не перевес в грубой силе и не только решимость, как указывали другие исследователи, а то, какие стратегии противники противопоставляют с двух сторон. В рамках предлагаемой модели, у каждого есть по две идеальные выигрышные стратегии. У более сильного агрессора — это:
1) Прямая атака и 2) Варварство.
У более слабой стороны — это:
1) Прямая защита и 2) Партизанская война.
Прямые стратегии (атака и защита) направлены на вооруженные силы противника с целью уничтожения его способности к борьбе. В свою очередь, непрямые стратегии направлены на лишение противника воли к сопротивлению. Так, варварство нацелено на мирных жителей противника, а партизанство — на вражеских солдат.
Инсайт в том, что взаимодействие в рамках одного подхода (Прямой-Прямой или Непрямой-Непрямой) подразумевает поражение слабой стороны, поскольку ничто не компенсирует разницу в ресурсе. В таких случаях война заканчивается быстро. Напротив, взаимодействие с противоположным подходом (Прямой-Непрямой или Непрямой-Прямой) подразумевает победу защищающейся стороны, потому что нейтрализуется преимущество “Голиафа” в силе. Например, если против армии агрессора ведётся в основном партизанская война, агрессору становится сложно отличить с кем именно он воюет. Растущее число жертв среди мирного населения лишь усиливает сопротивление обороняющейся стороны.
Если же агрессор жаждет не просто воевать с армией, а сломить волю другого народа и для этого использует непрямые стратегии, как, например, блокаду или стратегические бомбардировки городов, то чаще всего он добивается обратного результата. Вопреки ожиданиям Гитлера и Геринга, немецкие бомбардировки Лондона лишь укрепили решимость англичан биться до конца. Кроме того, факты массовых убийств гражданских становятся достоянием как мировой общественности, стимулируя союзников помочь обороняющемуся, так и внутри страны-агрессора, мотивируя его граждан на протесты. А самое главное, в обоих случаях (Прямая атака-Партизанское движение и Варварство-Прямая защита), война сильно затягивается, что оказывается на руку более слабой стороне.
Дело в том, что в асимметричных войнах время работает против агрессора. Осознавая свою мощь, захватчик склонен завышать ожидания триумфа у себя и всех вокруг. Если сила подразумевает победу, то подавляющее преимущество в силе подразумевает быструю победу. Однако по мере затягивания войны с более слабым противником избыточные ожидания успеха вынуждают агрессора идти на эскалацию применения силы, чтобы любой ценой оправдать ожидания или же позорно потерять лицо. Чем дольше затягивается война, тем выше политическая уязвимость агрессора, поскольку растёт внутреннее давление на лидера со стороны народных масс (в демократической стране) или на диктатора со стороны уравновешивающей его элиты (в авторитарной стране): “Война проиграна. Надо уходить”.
Александр Лядов
