Улицы нашего небольшого городка, как рассказывала моя мама, раньше были засажены высокими, пирамидальными тополями, вперемешку с зарослями сирени. Но тополя стали обрезать, и они пошли вширь, обрастая ветвистой кроной. Весной, когда лопались почки, по городу плавал густой и терпкий запах распускающейся листвы, который, перемешиваясь с буйно зацветающей сиренью, издавал более утонченный аромат.
Мне часто вспоминается стандартная, панельная пятиэтажка с облупившейся штукатуркой, окруженная покосившимися сараями, скрипучие качели и, наконец, его Величество Двор – место наших постоянных игр и сборищ. В углу двора стояли мусорные контейнеры, и управдом — здоровенная, краснощекая Марь Ванна, строго следившая за порядком на вверенной ей территории, открывала их в определенные часы два раза в день, а затем вновь тщательно их запирала.
Но особенно отчетливо я помню одну, очень холодную зиму и Старуху, настоящую, живую, как будто вышедшую из мультфильма.
Именно так ее называли взрослые и дети. Она вселилась на первый этаж одной из первых жильцов, но откуда она появилась и, как ее зовут, наверняка знали только начальник паспортного стола да управдом. В гости к ней никто и никогда не заходил, только обычно раз в неделю появлялась женщина с двумя большими сумками и, побыв немного в таинственной квартире, так же молча исчезала.
Зимой и летом Старуха ходила в ободранных, войлочных сапогах, протертой почти до дыр плюшевой жакетке и малиновой, вязаной шапочке.
Мы, дворовые сорванцы, побаивались и при ее приближении обычно прятались за сараями. Но появлялась она редко, точнее два раза в день — тогда, когда Марь Ванна открывала контейнеры.
Старуха выходила на полчаса раньше, усаживалась на пенек от спиленного тополя и маленькими, глубоко посаженными глазками, из-под нависших бровей зорко следила за жильцами, которые с ведрами и пакетами спешили избавиться от мусора. Как только содержимое очередного ведра опрокидывалось в контейнер, Старуха вскакивала и, шаркая ногами, спешила к своей вотчине. Она суетливо разбирала остатки пищи, отдавая предпочтение кускам хлеба и обглоданным куриным косточкам, тщательно убирала все найденное в карман и, воровато оглядевшись вокруг, исчезала в недрах нашего обширного двора. Мы сгорали от любопытства.
— Слушай, а чего это она объедки собирает, может ей покушать нечего? – с затаенным придыханием в голосе спрашивал меня мой дружок Ванька.
— Подойди, да спроси, — я внимательно следил за старухой, вытаскивая из кармана смятую папиросу, которую накануне стащил у отца. Мне было уже двенадцать лет, и я, естественно, считал себя взрослым.
Наконец мы решили проследить за Старухой и, как заправские сыщики, направились за ней, маскируясь за деревьями. Разгадка оказалась на удивление простой.
В дальнем углу нашего двора росли густые дебри шиповника, настолько густые, что даже мы, мальчишки, обходили их стороной. Посередине этих колючих кущ была вытоптана площадка со столиком и двумя лавочками по бокам, на которой в теплое время года с утра до вечера галдели местные выпивохи, а с наступлением холодов площадка пустела, но столик сквозь облетевшие кусты был виден очень хорошо. Сюда и направлялся объект нашего пристального наблюдения.
С немалым трудом продравшись сквозь колючие заросли, Старуха подошла к столику и начала доставать из карманов объедки, раскладывая их на почерневшей, изрезанной ножиками поверхности стола. И, как по мановению волшебной палочки, стали слетаться птицы. Мы затаились, боясь пошевелиться, и во все глаза смотрели на происходящее. Первыми прилетели воробьи и, совершенно не боясь Старухи, шустро сновали у нее между руками, собирая мелкие крошки. Затем подлетели вороны и, важно расхаживая по столику, выбирали куски покрупнее, а сильными клювами они разбивали мягкие косточки и, не торопясь, клевали их.
Одна ворона нахально села к ней на плечо, и Старуха кормила ее прямо с рук. Галки, голуби, были даже два снегиря… Старуха, не обращая ни на что внимания, разговаривала с птицами о чем то своем, ворковала с голубями, которые ходили у ее ног. Наконец мы вышли из ступора и осторожно пошли домой, все еще находясь под впечатлением от увиденного.
Так продолжалось каждый день, до самой весны. А весной, когда снег уже почти сошел, Старуха пропала, и от женщины, которая приходила к ней, мы узнали, что она лежит в больнице.
Кучкой, сидя за сараем на солнцепеке, мы бурно обсуждали это событие.
— Ну, птицам сейчас есть что поклевать, а вот к старухе в больницу надо бы сходить! – авторитетно заявил Степка, самый старший из нас и ловко сплюнул через выбитый передний зуб.
— К кому ты пойдешь! – разозлился я. – Мы ведь даже не знаем ни ее имени, ни фамилии!
— Надо бы Марь Ванну спросить! – пропищала шестилетняя Валька. –Сейчас она выйдет контейнеры открывать и я спрошу! – и Валька скрылась за углом сарая. Однако через минуту она показалась вновь и, как рыба, беззвучно открывая рот, широко размахивала руками.
— Там…, там! – девчонка наконец справилась с волненьем и закончила уже спокойнее. –Там Старуха сидит!
Мы выскочили из своего укрытия и действительно увидели свою необычную знакомую, сидящую на обычном месте.
Все было по-прежнему – она набрала объедков и не торопясь направилась в угол двора, а мы так же украдкой направились следом. Всех нас интересовала одна мысль
– прилетят ли птицы, ведь Старухи не было почти месяц.
Она с трудом продралась сквозь кустарник с уже набухшими почками и, подойдя к столику, остановилась, с изумлением оглядываясь. Вся поверхность стола и площадка вокруг, были усыпаны позеленевшими от времени кусками, разноцветными тряпочками и яичной скорлупой, а на лавочке сидели три вороны и настороженно смотрели на нее.
Старая женщина постояла минуту, а затем озаренная внезапной догадкой тяжело опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Вороны переваливаясь подошли к ней вплотную, а одна, помогая себе клювом и крыльями, ловко забралась к Старухе на плечо и, смешно изогнув голову, тихонько пощипывала тыльные стороны ладоней, меж пальцев которых текли струйки слез.
Несмотря на свой еще довольно детский разум поняли и мы, но по- своему поняли, что птицы очевидно собрав свое птичье собранье решили, что у их кормилицы кончилась еда и они решили отблагодарить ее, натаскав всевозможных с их точки зрения деликатесов.
Старуха плакала навзрыд. Вторя ей, тоненько заскулила и Валька, а когда Степка успокаивающе положил руку ей на плечо, она вытерла слезы и начала решительно пробираться сквозь кусты.
— Бабушка, бабушка! – девчушка робко тронула ее за колено. Ворона при этом не улетела, только неодобрительно каркнула. Старуха отняла ладони от лица и с недоумением уставилась на девочку.
— Бабушка, пойдем, я тебя домой провожу! – Валька уже смелее взяла ее за руку и потянула за собой. Старуха встала и неожиданно улыбнулась, сверкнув белизной зубов, из ее глаз полилось невидимое, но явно осязаемое нами тепло, а когда она сняла свою шапочку и пригладила черные, без единой сединки волосы, то мы увидели, что не такая уж она и старая.
— Не такая я и старуха, как вы считаете, а зовут меня Анна Федоровна, — ровным и неожиданно бархатистым голосом произнесла она.
— А меня Валя! Пойдемте Анна Федоровна, я вас провожу, а то здесь кусты колючие! Но вы не бойтесь, я первая пойду и сделаю вам тропинку! – Валька отважно ринулась вперед, кружась и приминая ногами жесткие, колючие прутья.
— Ну, пойдем Валя! – Анна Федоровна легко шагнула следом и, улыбаясь своим мыслям, направилась за рыжеволосой девчонкой к подъезду.
Автор: Геннадий Перминов
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями на Facebook:
